Особенности живописи Рабина
Фигуративная живопись Рабина — пейзажи и натюрморты — отличается подчеркнутой обыденностью вещей, окружающих человека в повседневной жизни: изображение покосившихся домов в пригороде, подмосковной железнодорожной станции, стола с едой в сельском доме и т. д.; из них складывается особая знаковая система Рабина, создающая в его сериях беспросветную атмосферу советского быта.
Рабин имитирует на полотне реальные предметы массовой культуры — денежные знаки, водочные этикетки, обрывки газет, создавая иллюзию их полной достоверности. Рабин часто использует прямые ассоциации; в картине «Натюрморт с рыбой и газетой “Правда” 7» (1968, коллекция А. Глейзера, Москва) селедка и стакан на расстеленной газете отражают жизнь с ее неустроенностью, бедностью, пьянством, саркастически сопоставленную с заголовками на обрывках газеты.
В картине «Без названия» (1963) обнаженная женщина — цитата из Тициана — изображена на фоне типичного для Рабина пейзажа с покосившимися деревянными домиками. Характерный для Рабин стиль определяется приглушенным, нарочито бедным колоритом в сочетании с грубой, подчеркнуто фактурной поверхностью холста и использованием обводящих предмет контуров.
В картине «Паспорт» (1964, коллекция Н. Кропивницкой, США) трактуется тема еврейской отверженности и обособленности чужака: на фоне пейзажа воспроизведена огромная страница из паспорта художника, где в графе «национальность» написано — «латыш (еврей)».
После переезда во Францию творчество Рабина в значительной степени утратило социальную направленность. Композиции художника стали более сложными и дробными, цвет — более напряженным; излюбленная коричнево-серая гамма сменилась преобладанием сине-зеленых тонов, с которыми контрастируют вспышки красного и желтого («Свобода», 1991, коллекция автора).
Работы Рабин этого периода строятся как коллаж, состоящий из множества предметов; один из приемов — сочетание цитат из собственного раннего творчества (рушащиеся «лианозовские» домики, клубы метели и т. д.) с изображением реалий новой страны («Ура 2», 1991, коллекция автора). В последние годы в творчестве Рабина появился постоянный мотив — еврейский квартал Маре в Париже («Мясная лавка», 1992, коллекция автора).
Студенчество
Оскар Рабин родился 2 января 1928 года в Москве в семье врачей. Его отец и мать – украинский еврей Яков Рахмаилович Рабин и латышка Вероника Леонтина Андерман – были выпускниками Цюрихского университета. Когда мальчику было пять лет, отец скончался, в возрасте тринадцати он лишился и матери. Единственной отрадой в жизни осиротевшего и недоедающего мальчика стала живопись. Художник вспоминал: «однажды шатаясь по рынку, вдруг наткнулся на дядьку, который продавал целый набор настоящих масляных красок! Не раздумывая я тут же поменял их на только что отоваренный хлебный паек».
С начала сороковых годов Рабин стал жить в Трубниковском переулке. Окончив школу, осенью 1942 года поступил в художественную студию Евгения Кропивницкого в Доме пионеров. В 1944 после освобождения Латвии Оскар на некоторое время перебрался к родственникам матери.
После окончания Второй Мировой войны, в период с 1946 по 1948 гг. Рабин учился в Рижской Академии художеств. Местные студенты прозвали его «наш Репин» за приверженность реалистическому методу. Поскольку Рабин не имел при себе никаких документов, ему не выдавали продуктовых карточек. Постоянного места жительства студент не имел, ночевал в академии, жил впроголодь и боялся быть арестованным за нарушение паспортного режима.
В конце концов, ему удалось получить паспорт по блату, однако юноше велели записаться латышом в графе «национальность». Некоторое время спустя Рабин совершил краткую поездку в Москву и, вернувшись в Ригу, понял, что забыл выписаться в столичной милиции. Художник решился подделать выписку, но затем в страхе уничтожил с таким трудом полученный паспорт.
В 1949 Рабин окончательно перебрался в Москву и поступил на второй курс Суриковского института, в 1950 каким-то чудом вновь получил паспорт, женился на художнице Валентине Кропивницкой, дочери своего первого преподавателя Евгения Кропивницкого. По воспоминаниям художника, в Суриковском он проучился примерно четыре месяца и, не добившись общежития, пошёл работать. Трудиться пришлось десятником по разгрузке вагонов, бок о бок с уголовниками. Семья поселилась в бараке с земляным полом на окраине Москвы, в поселке Лианозово, находившемся в те годы за чертой города. В браке родилось двое детей.
Семь лет – с 1950 по 1957 – Рабин работал на строительстве «Севводстроя» грузчиком. График был сменный, сутки через двое, поэтому у Рабина оставалось много свободного времени для занятий живописью. Иногда это приносило дополнительный доход – местные жители хорошо знали художника и иногда заказывали копии работ русских классиков.
Весной 1957 года Рабин принял участие в III выставке произведений молодых художников Москвы и Московской области. Несколько представленных им холстов были отобраны членами МОСХа.
Выставка «Оскар Рабин. Hommage» в Мультимедиа Арт музее
«Оскар Рабин. Hommage». Новая выставка в Мультимедиа Арт музее — дань творчеству классика и возможность познакомить с его работами новое поколение зрителей. В галерее эту экспозицию называют попыткой «восстановить связь времен». Подробности — у Станислава Дорэ.
Этой экспозиции не было в планах Мультимедиа Арт музея на этот год. После смерти Оскара Рабина 7 ноября Ольга Свиблова решила организовать выставку – в память о человеке, благодаря которому она стала заниматься современным искусством. В начале 80-х Свиблова шла к своим друзьям по Остоженке — символично: сегодня здесь расположен её музей — и увидела необычных молодых людей, которые шли в том же направлении. Она случайно свернула за ними и попала в жилой дом, оказалась перед чужой дверью.
«Я долго смотрела на эту дверь и поняла, что мне тоже можно. Я открыла и попала на выставку. Это была квартирная выставка и там было пять работ Рабина. Я не знала такой живописи и через 15 минут со всеми подружилась», — рассказывает Ольга Свиблова, директор Мультимедиа Арт музея.
С самим Оскаром Рабиным Свиблова познакомилась спустя годы. Часто бывала у него в гостях в Париже. Во Франции художник обосновался после того, как в 77-м его вынудили покинуть Советский Союз, а спустя год лишили гражданства. Оскара Рабина обвиняли в тунеядстве, критиковали за то, что его картины депрессивны, что он очерняет родную страну и работает на западных критиков социализма. В число врагов записали после легендарной бульдозерной выставки, на которой были представлены работы знаменитой «Лианозовской школы». Барак в Лианозово, в котором много лет жил Рабин — был средоточием художественной и интеллектуальной жизни московского андеграунда.
«В этих бараках как будто был бог. Иногда казалось, что он далеко, но то, что мотив крестов, икон постоянно приходит в работы Рабина, это все равно путь богоискательства, которые чувствовали себя брошенными и отрезанными», — добавляет Ольга Свиблова.
Вагоны, бараки, черный хлеб, селёдка и водка — символы, прошедшие через всё творчество Рабина. За бунтарский дух и за вызов, брошенный советской системе, Оскара Рабина прозвали Солженицыным от живописи. Он писал в особой технике — смешивал краску с песком, благодаря чему и создавался этот эффект объёмности. Его работы трудно перепутать с другими — за уникальный авторский стиль его полюбили коллекционеры со всего мира. Многие из них откликнулись на призыв Ольги Свибловой и отправили картины на эту выставку. Открытие состоялось на сороковой день после смерти Оскара Рабина.
https://tvkultura.ru/article/show/article_id/318805/
Персональные выставки[ | код]
- 1965 — Grosvenor Gallery, Лондон, Англия
- 1977 — Jacquester, Париж, Франция
- 1981 — Chantepierre Gallery, Обонн, Швейцария
- 1982 — Holts Halversens Gallery, Осло, Норвегия
- 1983 — Steink Gallery, Вена, Австрия
- 1984 — Музей русского искусства, Джерси-Сити, США
- 1984 — Marie-Thérèse Cochin Gallery, Париж, Франция
- 1985 — Miro & Spizman Gallery, Лондон, Англия
- 1985 — Holts Halversens Gallery, Осло, Норвегия
- 1986 — Eduard Nakhamkin Gallery, Нью-Йорк, США
- 1991 — Gallerie Marie-Thérèse, Париж, Франция
- 1991 — Государственный Литературный музей, Москва, Россия
- 1992 — Le Monde de l’Art Gallery, Париж, Франция
- 1993 — Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Москва, Россия
- 1996 — Esch Theatre Gallery, Esch-sur-Alzette, Люксембург
- 1996 — Cultural Club of European Institutes, Люксембург
- 1996 — Mimi Ferzt Gallery, Нью-Йорк, США
- 1998 — Mimi Ferzt Gallery, Нью-Йорк, США
- 2001 — Mimi Ferzt Gallery, Нью-Йорк, США
- 2001 — Eric de Montbel Gallery, Париж, Франция
- 2004 — Peter Nahum At The Leicester Galleries, Лондон, Англия
- 2008 — Musée d’art et d’archéologie du Périgord, Перигё, Франция
- 2009 — «Works on Paper», Mimi Ferzt Gallery, Нью-Йорк, США
- 2010 — Montigny-lès-Metz, Франция
- 2010 — Galerie Dina Vierny, Париж, Франция
- 2018 — Two ways, Florentine branch of the St. Petersburg State Academic Institute of Painting, Sculpture and Architecture named after I. Repin, Florence, Italy
Лианозовская группа
В 50-е вокруг квартиры Рабина и Кропивницкой стал собираться круг, ставший позднее известным как Лианозовская группа. Поскольку телефона в доме художников не было, воскресенье было провозглашено «приёмным днём». Поначалу в гости приходили друзья и знакомые, люди из ближнего круга общения, ученики Кропивницкого и т.п. Позже стали появляться посторонние люди, всевозможные художники и литераторы, коллекционеры современного искусства и журналисты. Здесь бывали художники Немухин, Мастеркова, Вечтомов, Свешников и, конечно, Лев Кропивницкий (брат супруги художника), а также поэты Сапгир, Холин, Некрасов и многие другие. На определённом этапе приходить могли уже все желающие. У Рабина появились покупатели. Первым стал коллекционер русского авангарда Георгий Костаки. Затем появились и иностранные русофилы, проникавшие путём конспирации – иностранным гостям было запрещено покидать черту города. К продаже советскими художниками своих работ иностранцам власти также относились крайне негативно.
Нарастающая популярность группы привлекла внимание спецслужб. Именно сотрудники КГБ впервые назвали не имевшую изначально наименования группу «Лианозовской», и впоследствии это имя закрепилось за ней. КГБ установили наблюдение за квартирой – любой контакт с иностранцами в те времена был возможен только под контролем органов
КГБ установили наблюдение за квартирой – любой контакт с иностранцами в те времена был возможен только под контролем органов.
В 60-е годы имя Рабина уже было хорошо известно за рубежом. Французская критика называла его «Солженицыным от живописи». В 1965 году владелец лондонской галереи Grosvenor GalleryЭрик Эсторик приобрёл у Рабина большое количество картин и открыл у себя выставку. Она получила положительные отзывы критиков и прессы, в том числе BBC. Посредником в этой операции выступил англо-советский журналист, сотрудничавший со спецлужбами, Виталий Луи, довольно загадочная и одиозная фигура – даже его подлинное имя остаётся предметом многочисленных споров, не говоря уже о роли в жизни московской богемы.
Будучи идеологическим лидером лианозовской группы, Рабин в сущности никогда не был теоретиком и не писал никаких трудов. Не был он и учителем, учеников, последователей или эпигонов не имел. Тем не менее, он оказал колоссальное влияние на своё окружение, в результате чего Лианозово всё чаще стали называть «школой».
На протяжении семи лет – с 1958 по 1965 – барак в Лианозово оставался неофициальным центром культурной жизни столицы, до тех пор, пока семейство художников не съехало – Рабин сумел, наконец, купить приличное жильё на Преображенке.
Оскар Рабин в Париже
Рабин оказался в Париже уже в зрелом возрасте, сформировавшимся художником. И на шестом десятке лет, не имея средств, он должен был начинать новую жизнь, искать свое место в новой стране. И это было сложно.
До конца своих дней он ощущал себя советским художником, хоть и считал Париж своим домом (даже после возвращения ему гражданства в 1990 году). Часто даже в домах на Монмартре он видел сходство с бараками, в которых прошла его молодость и которые давно существовали только в его памяти. Он продолжал хранить и писать эту память. Про жизнь во Франции он говорил, что не ощущал ее так остро, как жизнь в оставленном им СССР. И хотя в Париже никто не мешал ему свободно творить (у Оскара Рабина была своя мастерская), художник так и не стал частью французского арт-мира. С одной стороны, он никогда не гнался за успехом и «нужными связями», а с другой – не всегда принимал и часто жестко критиковал современное западное искусство. Именно поэтому Рабин держался несколько особняком, оставаясь легендой прежде всего для художественного мира в России.
Выставляться ему вначале помогали его прежние друзья и те же иностранные журналисты и коллекционеры, которые навещали его барак в Лианозово. Первая персональная выставка работ Оскара Рабина состоялась в 1965 году в Grosvenor Gallery в Лондоне благодаря участию британского знатока современного искусства Эрика Эсторика. Затем, уже после эмиграции, последовали выставки во Франции, Швейцарии, Австрии, США. После распада СССР выставки Рабина прошли в Русском музее, в ГМИИ имени А. С. Пушкина, в Третьяковской галерее.В 2005 году он удостоилсяпремии «Инновация» в номинации «За творческий вклад в развитие современного искусства». А в 2013 году стал действительным членом Российской Академии художеств. Несмотря на растущую известность, Оскар Рабин продолжал оставаться тихим, скромным, интеллигентным и доброжелательным человеком. Многие из тех, кто с ним общался, отмечали, что он никогда не отступал от своих принципов, избегая зла, подлости и лжи.
ВПариже Оскар Рабин пережил самоубийство сына Александра (тоже художника), выбросившегося из окна в возрасте 42 лет в 1994 году. А через 14 лет – неизлечимуюболезнь и смерть любимой жены Валентины Кропивницкой. Но он всегда оставался благодарен Франции за дарованную ему свободу творчества, оставаясь верным себе и своему призванию. Рабин был реалистом, не тешившим себя иллюзиями, но это не лишало его человечности. В парижских картинах Оскара Рабина читается грусть, легкая ирония и надежда. Он продолжал писать картины и выставлять их вплоть до самой смерти. Творчество было тем воздухом, которым он дышал.
Бульдозерная выставка
В 1974 году дуэт художников Виталий Комар и Александр Меламид (будущие основатели так называемого соц-арта, или советской разновидности поп-арта) предложили Рабину организовать выставку на открытом воздухе – раз им не выделяют для этого здание. Рабин оказался самым старшим из художников, согласившихся на подобную авантюру; пятью годами ранее он и сам предлагал подобную идею.
Предпосылками для организации выставки на открытом воздухе стали тотальный запрет МОСХа на проведение выставок вне стен официальных художественных институций, репрессии художников, чьё творчество не вписывалось в рамки одобренного властями метода, статья о тунеядстве, по своей сути запрещающая заниматься искусством в рабочее время всем, кто не является членом Союза художников СССР.
Рабин в компании с коллекционером неофициального искусства Александром Глезером уведомили Моссовет о проведении ими выставки 15 сентября в районе Беляево. Согласования, как, впрочем, и отказа они не получили.
В пригласительных билетах мероприятие было означено как «Первый осенний просмотр картин на открытом воздухе». В действительности организаторы прекрасно осознавали, что идут на провокацию, многие художники с самого начала отказались принимать участие в подобной авантюре. В интервью 2010 года Рабин подчёркивал: «Выставка готовилась, скорее, как политический вызов репрессивному режиму, а не как художественное событие. Я знал, что у нас будут проблемы, что будут аресты, избиения. В течение последних двух дней перед выставкой нам было страшно. Меня пугали мысли, что со мной лично произойти могло что угодно».
В указанный день художники (Оскар Рабин с сыном Александром, Владимир Немухин, Лидия Мастеркова, Евгений Рухин, Валентин Воробьёв, Виталий Комар и Александр Меламид, Юрий Жарких, поэт Игорь Холин и некоторые другие) в количестве 20 с лишним человек собрались на пустыре при пересечении улиц Островитянова и Профсоюзной. Среди присутствующих была также значительная группа наблюдателей (родственники, друзья и знакомые) и большое количество зарубежных журналистов и дипломатов. Выставка продержалась примерно полчаса, затем на место прибыла группа милиционеров, одетых в штатское (около сотни). Акция была подавлена с привлечением нескольких бульдозеров, самосвалов, поливочных машин; картины ломали, участников задерживали, некоторых избивали. Так, корреспонденту газеты NewYorkTimes выбили зуб его же камерой. По воспоминаниям очевидцев, Рабин повис на ковше бульдозера и был протащен им через всю площадь вернисажа. Один из атакующих, лейтенант милиции Авдеенко запомнился криками «Стрелять вас надо! Только патронов жалко!».
Абсурдный, но предсказуемый разгон мирного вернисажа при задействии бульдозеров и поливальных машин вошёл в историю и был в мельчайших подробностях описан в мемуарах, статьях, книгах, монографиях и т.д. Глезер, контактировавший с иностранной прессой и активно пропагандировавший советское искусство за рубежом, немедленно созвал пресс-конференцию. Участники сорванной Бульдозерной выставки прославились на весь мир.
Последствия оказались довольно противоречивыми. С одной стороны, событие получило международный резонанс и целый месяц «BulldozerExhibition» муссировалась в мировой прессе. С другой – многие её участники в последующие годы были вынуждены эмигрировать. Спустя полгода после Бульдозерной выставки Глезера вынудили покинуть СССР. Во Франции он учредил «Музей современного русского искусства в изгнании». В 1977 он издал небольшую брошюру под названием «Синяя книга. Искусство под бульдозером».
Так или иначе, неофициальное искусство в одночасье таковым быть перестало и даже на какое-то время стало модным. В 1975 году был основан Горком графиков, в котором выставлялись Рабин и другие нонконформисты, таким образом бывшие подпольщики получили вполне официальную площадку.
Лианозовская группа и «Бульдозерная выставка»
В Лианозовскую группу входили поэты Генрих Сапгир, Игорь Холин, Ян Сатуновский, Всеволод Некрасов, художники Николай Вечтомов, Лидия Мастеркова, Владимир Немухин, а также художник и поэт Лев Кропивницкий. В конце 1960-х годов к ней был близок и молодой поэт из Харькова Эдуард Лимонов
Важность этого объединения состояла в том, что впервые за все время появились творческие люди, которые не противопоставляли себя официальной системе, а стремились быть вне ее. Они словно жили отдельной параллельной жизнью, а их творчество служило не рупором идеологии и не средством прославления достижений СССР, а было возможностью выразить личный, непафосный, взгляд на жизнь и на то, что в ней происходит. Они могли рисовать запрещенные абстракции, кроме того, их интересовали эксперименты ранних русских авангардистов и творчество западных художников
Они могли рисовать запрещенные абстракции, кроме того, их интересовали эксперименты ранних русских авангардистов и творчество западных художников.
В 1957 году во время VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов Рабин был награжден почетным дипломом на фестивальной выставке за представленный натюрморт. Став лауреатом фестиваля, он вдруг впервые получил возможность зарабатывать живописью на жизнь. Он устроился художником-оформителем на комбинате декоративно-прикладного искусства. Тогда же, окрыленный происходящими вокруг изменениями, он начал устраивать в своей квартире воскресные показы картин других художников и на некоторые из этих картин даже находились покупатели. Барак № 2, в котором жил Рабин, превратился в центр художественной жизни неофициальных художников и поэтов. Его начинали посещать известные коллекционеры Костаки, Мясников, Нутович, а потом и иностранные дипломаты и журналисты.
При неминуемых столкновениях с властями Оскар вставал на строну художников, защищал их. В художественной среде он пользовался непререкаемым авторитетом. Его даже называли «Министром культуры без портфеля». Спустя много лет в интервью автору этой статьи Оскар Рабин признавался: «Я уж так создан: есть люди, которые всегда на стороне победителя и сами в стае победителей, а есть стаи бедных и преследуемых. И я всегда на стороне притесненных. Поэтому даже если меня не всегда притесняли в жизни, то сочувствие мое все равно на стороне униженных и обиженных».
Это объясняет, если не все, то многие поступки в его жизни.
Не без влияния Лианозовской группы в 1970-х о своем праве на существование заявил целый пласт неофициального искусства в СССР.У советских властей больше не было возможности его отрицать или замалчивать. В 1974 году прошла знаменитая «Бульдозерная выставка», вдохновителем и организатором которой стал Рабин. Работы на этой выставке были уничтожены милицией с помощью бульдозеров (отсюда название выставки), тем не менее в историю она вошла как одна из наиболее известных публичных акций неофициального искусства в СССР.
Сам Рабин отзывался о своей роли в акции довольно скромно, говоря, что «просто оказался в нужном месте в нужное время». Впрочем, «Бульдозерная выставка» не прошла для него и его единомышленников бесследно. Внешне советские власти пошли на уступки и официально разрешили проведение другой выставки неофициального искусства в Измайловском парке двумя неделями позже. Однако Рабин был арестован, и ему были предъявлены обвинения в тунеядстве. А через некоторое время ему предложили выехать вместе с семьей по туристической визе в Париж, где он был лишен советского гражданства.
Главные символы[ | код]
Ромашки | код
В книге о своем творчестве Оскар Рабин писал: «Я изображаю жизнь через себя, беря предметы и превращая их в предметы-символы, придавая им второй смысл, вторую функцию, дополнительную к обычной, которая характерна для них в жизни». Очень часто в его картинах, в этой черной, выстроенной по принципам экспрессионистской эстетики реальности, появляются белые или оранжевые полевые цветы — ромашки.
Казалось бы, цветы совершенно не соответствуют мусорной эстетике художника, ведь цветы — это категория прекрасного, как говорил художник, «мы все их любим». И несмотря на то, что они изображены на фоне грязной убогой комнаты или кривого окна, рядом с водкой или помойкой, они не теряют своей принадлежности к «прекрасному».
Бараки | код
Самый важный образ в творчестве Рабина — это изображение бараков. Эти многочисленные деформированные дома с покосившимися крышами означали для художника гораздо больше, чем просто убогую реальность. Ведь за изображениями коммунальной жизни в бараках стоял человек. Но его никогда не было видно на картинах.
Скрипка | код
Со скрипкой у Оскара Рабина связано много личных историй. С нее начинается знакомство с миром искусства — еще в школе мать художника, веря в прекрасный слух своего чада, отвела его в соседнюю музыкальную школу. И хотя игра на скрипке не увлекала Рабина, как рисование, все же он продолжал прилежно ходить на занятия.
Иконы | код
Иконы являются неотъемлемой частью многих работ Оскара Рабина. Об этом художник рассказывал в интервью искусствоведу Андрею Ерофееву: «Они появились не как религиозный элемент. Я их использовал как часть повседневности, как часть народной души и моей души».
Водка | код
В советской массовой культуре водка значила очень многое: она была всегда, «и при рождении, и при смерти, и в радости, и в горе, и просто от серой тоскливой жизни». Но при ее большой роли в жизни советского человека ни один официальный художник не изображал водку в картинах праздничного веселья.
Чтобы показать огромное значение этого напитка в повседневной жизни, Оскар Рабин часто намеренно увеличивает размер бутылки до тех пор, пока она не заполнит собой все пространство картины.
Газеты | код
Газету, которую в сталинскую эпоху навязывали всем читать как единственный правдивый источник информации, часто использовали и в бытовых целях. В нее заворачивали рыбу, из нее делали бумажный кулек для семечек и, тщательно смяв, запихивали в ботинки, чтобы те быстрее просохли к утру. Этот предмет буквально окружал советского человека на разных уровнях его существования.
Кладбище | код
Кладбище на картинах Оскара Рабина появлялось постоянно. Тема размышлений о смерти есть в ранних работах, как, например, «Скрипка на кладбище» — в своеобразной изобразительной версии поминальной молитвы, и в поздних картинах, написанных в период невольной эмиграции во Францию. В 1990-х — 2000-х этот сюжет стал едва ли не главным в творчестве Рабина.
Иконография Рабина
Оскар Рабин более всего известен своими натюрмортами, но, конечно, творчество художника не ограничивается одним жанром и представляет собой причудливое смешение различных художественных школ, методов, приемов. Для Рабина характерно применение коллажей и ассамбляжей, часто повторяющийся мотив в его картинах – обрывки газет, листовок, документов (прежде всего, паспорт) или этикеток. Его работы политизированы, но при этом остаются чрезвычайно эмоциональными, глубоко личными. Так, частое изображение паспорта объясняется переживаниями юности художника, когда ему приходилось странствовать по Союзу, не имея при себе никаких личных документов.
В суровой иконографии художника с ее жестокими образами гнилых бараков, закопченных вывесок и грязных натюрмортов с бутылками водки было место и более светлым образам. Рабин много писал свою жену Валентину Кропивницкую. Он изображал любимую в образе Симонетты Веспуччи («Моя жена», 1964) или благочестивой Мадонны («Мадонна. Лианозово», ок. 1967) и помещал ее на фоне мрачных советских пейзажей городских окраин.
Советская пресса критиковала Рабина за «идейную бессмысленность». «»Произведения» Рабина вызывают настоящее физическое отвращение, сама тематика их — признак его духовной убогости», — цитировал журналист газеты «Московский комсомолец» Роман Карпель письмо некого возмущённого гражданина (вероятно вымышленного) в фельетоне с громким названием «Жрецы помойки №8» в 1960 году. Заголовок отсылает к одной из картин Рабина лианозовского периода – «Помойка №8». Позднее он в личном разговоре признался художнику, что тот материал был заказан Лубянкой.
Парадоксальность взаимоотношений Рабина с властями заключалась в том, что в живописи Рабина не было и малейшего намека на модные за рубежом авангардные течения того времени, он никогда не занимался абстракционизмом, остался равнодушен к абстрактному экспрессионизму, поп-арту. Защищаясь от нападок и травли, он апеллировал к реализму. «У нас всячески превозносится и поощряется реализм. А ведь моя живопись как раз реалистична. – Отмечал художник. – Я рисую то, что вижу. Я жил в бараке, многие советские граждане тоже жили в бараках, да и теперь живут. И я рисую бараки. Почему это плохо? <…> Меня упрекают за натюрморты, за водочные бутылки и лежащую на газете селедку. Но разве вы никогда не пили водку и не закусывали селедкой? <…> За границей к тому же нашу водку хвалят, и мы этим гордимся. Да и вообще – пьют у нас много. <…> Это сама жизнь. Надо ли бояться жизни?». Как отмечает критик Жанна Васильева, художник играл по правилам, установленным властью – и переиграл её. Но, разумеется, он испытал влияние авангардистских течений начала XX века, всех тех, что яростно отвергались и порицались советской властью за «формализм». Картины Рабины с их обманчивой внешней простотой, жирными чёрными контурами и тяготением к плоскости скрывают глубину замысла, непрерывный духовный поиск. Они содержат отсылки к немецким экспрессионистам, сюрреалистам, отчасти кубистам. По замечанию Кропивницкого, он был трудолюбив и педантичен, внимательно относился к составам красок, качеству грунта, не упускал из внимания ни одной мелкой детали.